Мой восточный экспресс налету завис: всякая магистраль чиста, вокзалы врут, проводники похожи. Локомотивы делают своё дело. Колёса стучат, флиртуя на запасной путь. Механик сорвал резьбу – дым портит в салоне кожу. Стрелочник переводит время куда-нибудь.

Made in Love. Делать с любовью. А не из страха, что кто-то вложит больше любви, чем ты. Рельсы гудят. В багажном – мешочек праха. В неважном – бутылка смеха для красоты. В отважные Жизнь принимает и тех, и этих. Гулять так гулять: всем спящим и пробуждённым, разбуженным, удалённым, отложенным, обезвоженным мы подожжём хвосты!

В этом своём ку-ку, среди льдов Антарктики Дурга высунула язык. Дура. В котле, в жарище. Всё вокруг итак соткано из Неё. На девяносто девять, из солидарности, ей кивну, в единице – дам ещё слабину. Я ломаю статистику и войну, но конфеты «добра и зла» кому? – Это моё ворьё и моё зверьё. Made in Love, сделано из Неё, ей самой – чисто в диагональ. Стало быть, равновесия – ноль, но зато как лязгает о струну это асимметричное ну-и-ну!

Значит, будем разнашивать не ошейники, а кавычки. Без стыда, в гимнастике всемогущей. Вот распустится куст в саду – Садовник даст ему спички и подрасти, а через тысячу лет – вину. Ну а польёт, поговорит с веткой – та зацветёт гуще. Сядет на неё птица – соловьиные тебе трели. Сотворишь добро – брось его в реку.

Пелевин сказал: «Кроме любви и денег мне ничего не надо от человека». Гранд-базар, нелегальный сбыт подпольных чудес. Деньги в данном контексте заменим словом Ресурс (без калькулятора, на метафорах: парашют, парус, понятный друг другу курс, фундамент, щит, за которым воскрес Иисус). А Любовь – социальным признанием, одобрением. И тогда его исповедь, как звонок в горгаз – не такой уже грубый китч.

Вслух или про себя мы даём оценку всему – неразгаданным провокациям, Герасиму и Му-Му. Скрыто, подспудно ждём – как оценят нас. Где «никто, ничто, никому», без чужого мнения – там свинья точно не выдаст, но и Женщина вряд ли даст. Ты в каком измерении? Вот вопрос. Правда чистая, но будто бы свет погас. Станет по-настоящему всё равно – тихо себя с витрины, бац. В бровь ли, в глаз – не важно, главное, что не в крик. В немое стихотворение.

Залетает в песню слово «любовь» – по слогам не распнёшь, сноску ему не дашь. А на входе не обезвредишь, не уберёшь – действует, как виагра, болтай-шантаж, унеси-прибой. Мы же люди с ДНК и воображением. Мой гарем. Мой свет. Мой растворённый бой.

Нужность – это нужда. Никто не хочет в нужду. И при этом: сколько я тебя подожду? И при этом: сколько в сутки я подтверждений жду, будто я – это я. Точно ли другие считывают меня? И что чувствую я сама про себя? И кем? Вот поэтому взлом, апдейт – такой неуютный баг. Звук и шаг – всё точнее, а стен без вмятин от головы уже не найти. Мой пуркуа-изъян, визави-рентген. «Всё великое входит в мир на голубиных лапах». Гадит на памятник, как только встаёт с колен.

Можно намертво не вгрызаться и в эту Роль. Кто сказал, что в конце будет приз, покой? Роль ещё не значит предназначение. Это то, что сейчас имеет значение. Даже если приносит боль. Роль – это не навсегда. Вызов на текущий квартал, сезонный тренд. То, что прямо сейчас раскрывает тебя, как Ключ. Украшает тебя, как бант.

Мой почтовый экспресс гудел-гудел – да и снял свой белый халат.

В Заключении написал: письма будут медленнее сгорать, если отправлять по воде.

***

И ещё это шевеление в горле, да?

Елена Белоброва

1 июля 2024 г.